Наш ориентир то, что сближает людей

Политкорректность — это язык XXI века, который определяет развитие человеческого общества, свободного от конфликтов и недопониманий. В 1980-е годы политкорректность или явление «инклюзивного языка» сочетало в себе, с одной стороны, стремление защитить уязвимые группы населения от оскорблений, а с другой стороны — ликвидировать любые формы нетерпимости как таковой.

Что это значит? Как отдельные особенности языка могут влиять на появление конфликтов или предпосылок к ним? И почему люди должны обращать внимание на барьеры, которые образуются в процессе коммуникации?

Разберемся с первым: зачем нужна политкорректность?

Все дело в том, что современная эпоха требует от человека лояльного отношения к другим индивидам. Общество буквально стремится к тому, чтобы каждый из его членов не только признавал, но и уважал границы других, субъектность каждой личности становится в приоритете. Углубление процессов совершенствования межличностных отношений и принятие факта многообразия человеческого сообщества привели к тому, что «живой» язык, полный устаревшими стигматизирующими определениями, перестал обладать своей главной функцией — коммуникативностью. Потому что при возникновении слов, противоречащих новой этике, человек начинает обращать внимание не на то, что говорит его собеседник, а на то, как он это делает. Здесь и прерывается коммуникация, язык перестает быть средством, он превращается в предмет обсуждения и даже споров. О важности политкорректности говорила даже лингвист С.Г. Тер-Минасова, предпочитая этому термину понятие «речевой такт».

Наглядный пример. Слово «инвалид» (лат. Invalidus — бессильный) современными носителями русского языка может восприниматься неоднозначно. Кончено, существует множество людей, которые не находят в этом слове ничего оскорбительного, однако игнорировать тот факт, что есть люди, которые воспринимают это слово иначе — неправильно. Надо признать, что слово «инвалид» для некоторых людей может вызвать отрицательные эмоции. Именно для этого был придуман нейтральный термин «человек с ограниченными физическими возможностями». Разумеется, что сказать «инвалид» намного понятнее, да и удобнее, тем более, что большинство людей до сих пор его используют. Но если мы хотим, чтобы язык выполнял коммуникативную функцию, а не рисковую эмоциональную, способную вызвать препятствия в общении, необходимо использовать «пустые», но проверенные нейтральные термины.

А как так получается, что некоторые слова почему-то становятся эмоциональными, несущими двойные смыслы?

Такое происходит, благодаря тому, что сами по себе слова имеют способность «изнашиваться», на них, как на старое судно, начинают липнуть моллюски экспрессивных красок. И поэтому после того, как к функции слова «инвалид» прибавились другие, изначально не свойственные ему значения, его наличие в литературной норме может быть и вовсе пересмотрено. Потому что существующие фундаментальные словарные источники уже устарели на фоне быстрой эволюции языка, они просто не в состоянии учесть стремительных языковых девиаций.

Это же является еще и причиной того, что пока английские и другие европейские лингвисты, быстро улавливая требования и контекст времени, меняют литературную норму, немобильные русисты отстают в этом деле. Такое положение, в свою очередь, приводит к тому, что обыватели начинают использовать открытые «любительские» словари, дабы найти новые дополнительные значения слов. Именно их популярность — свидетельство того, что современная русская лексикография просто не в состоянии удовлетворить потребности общества. Чем быстрее будут составлены современные электронные словари, тем больше русский язык будет соответствовать духу новой эпохи.

Так, при наличии словарей, признанных научным сообществом лингвистов, будет установлена общепризнанная норма того, как говорить так, чтобы было нейтрально и не в ущерб смыслу.

Теперь разберемся, как язык неосознанно может вызвать конфликт.

Ответ: при употреблении спорных слов, таких как, например, «инвалид» или «бомж», то есть слов, которые на данный момент относятся к литературной норме, но при этом могут нести иной, альтернативный негативный посыл. Именно такие слова нуждаются в пересмотре.

В пересмотре нуждаются не только слова, но и фразы, обращения, названия, а в некоторых случаях даже имена. Можно, например, смело говорить о том, что даже словом «женщина» можно оскорбить. Да что уж там, помню, как моя учительница говорила о том, что ее впечатлила реакция одной жительницы тогда еще Ленинграда на то, что та назвала ее «бабушкой», когда хотела уступить место в метро. А что говорить о некоторых подростках, при виде которых можно смело дать им, как 12, так и 30 лет. Поэтому, чтобы не оскорбить особо впечатлительную молодую даму обращением «женщина», когда она только девушка, стоит пренебречь гендерными определениями, подчеркивающими возрастную категорию.

К таковым можно отнести: мальчик/девочка, девушка/парень, мужчина/женщина, дедушка/бабушка. Пересмотреть стоит и наличие в своем лексиконе туркменских гендерных обращений, таких как «ага», «дайза» и самое интересное — «гельнедже».

Если мы будем использовать эвфемизмы, то есть более нейтральные или по-другому — «сглаженные» определения и характеристики, то люди будут относиться к личным границам человека с особым трепетом, что исключит возможное недопонимание. Поэтому, чтобы случайно не назвать молодую девушку «дайза», а довольно-таки возрастную — «гельнедже», стоит применять универсальные бинарные цисгендерные обращения, как для женщин, так и для мужчин.

Но так как в русском и туркменском языках такие слова пока не были выведены лингвистами, очерчивание границ может проходить в начале установления контакта вопросом: «Извините, как я могу к вам обращаться?». Такой элементарный вопрос, с одной стороны, дает понять, что собеседник с уважением относится к персоне, с которой говорит, а с другой стороны, предупреждает неловкие моменты в процессе самого общения. И, в конце концов, это отличная попытка избежать моветона.

Намного проще с географическими названиями, потому что здесь уже прослеживается фиксация нормы. Стоит запомнить, что правильно не «Туркмения», а «Туркменистан», не «Молдавия», а «Молдова», не «Белоруссия», а «Беларусь». Если страна и имеет какое-то другое, альтернативное название, то это отражено в ее конституции. Поэтому взаимозаменять слова «РФ» и «Россия» — корректно, а слов «Киргизия» и «Кыргызстан» — некорректно.

С профессиями так же: чабан — животноводец, сельчанин — дайханин, доярка — оператор машинного доения, тракторист — механизатор, уборщица — клининг-менеджер, няня — бэби-ситтер, грузчик — оператор логистической площадки, вахтер — координатор входных и выходных потоков, кадровик — эйч-ар-менеджер, продавец — менеджер по продажам, секретарь — офис-менеджер, мусорщик — инженер по санитарии.

Что касается характеристик, то здесь предпочтение также, главным образом, должно отдаваться более нейтральным определениям: старый — пожилой, толстый — грузный, тощий — худой, страшный — пугающий, уродливый — не соответствующий общепринятым понятиям красоты, воображала — манерный, вычурный — жеманный, приезжий, провинциальный — нестоличный.

Довольно сложно обстоят дела с феминитивами, то есть словами, которые образованы от другого слова, изначально обозначавшего лицо мужского пола, например: учитель — учительница, актер — актриса, японец — японка. При этом есть феминитивы, которые ужились в языке (они были названы выше), а есть и особо экзотические, по типу «авторка», «бухгалтерша», «президентша» и так далее.

В русском языке все понятно: существуют языковые законы и их не переписать, по крайней мере, сейчас. Поэтому стоит ограничиться употреблением маскулитивов (слов, в первую очередь, обозначающих лицо мужского пола), однако это касается только заимствований (адвокат, президент, парикмахер). Собственно русские слова очень гибки в этом отношении и легко подстраиваются под современные тенденции: мы говорим «туркменка», «героиня», «сельчанка», «тигрица» и так далее.

В русскоязычной туркменской среде, где бытуют экзотизмы, все намного сложнее. Некоторые говорят «гелинка» вместо «гелин», «манат» вместо «манатов», «в Марах» вместо «в Мары», особого внимания заслуживают удивительные уменьшительно-ласкательные варианты слов — «агашка», «дайзашка», «гельнеджешка».

Важно помнить, что экзотизмы, нерусские слова, не склоняется и не видоизменяются. Мы же не говорим: «папуасик» вместо «папуас» или «фрауша» вместо «фрау».

Поэтому, чтобы язык служил посредником общения, а не виновником разрушенных мостов между людьми, в живом общении стоит тщательно подбирать слова. Научиться делать это сразу, можно, исправив свое поведение: потому что деструктивные языковые единицы, которые содержатся в вашем лексиконе, отражают ваши привычки и социальное поведение. Только контролируя свое отношение к другим, формируя в себе толерантность и тактичность, можно избавиться от слов, которые номинируют дестабилизирующие действия. Этим и достигается пресловутая политкорректность.

Арслан МАМЕДОВ

Фото: unsplash.com