Наш ориентир то, что сближает людей

Руслан МУРАДОВ

Недавно в залах Новой Третьяковки в Москве прошла большая персональная выставка знаменитого современного скульптора Вадима Космачева. Ровно 40 лет назад он эмигрировал из СССР в Австрию и стал там преуспевающим художником, автором многочисленных скульптурных работ из металла «живой» органической формы, способной меняться в зависимости от смены климата, источника энергии и зрительских реакций. Его дом-мастерская в предгорье Альп окружен парком, превращенным в персональный музей под открытым небом.

Кинетическая скульптура стала главной темой творчества Космачева, которое сполна представлено в большом альбоме, изданном накануне московского вернисажа двумя отдельными томами на русском и английском языках. Центральное место и на выставке, и в книге занимает главная работа этого мастера, созданная им в Ашхабаде в 1975 году. Речь идет о двадцатиметровой металлической композиции, находящейся в самом центре туркменской столицы, в комплексе здания, где прежде размещалась Государственная библиотека Туркменистана.

Эту необычную скульптуру прекрасно знают все ашхабадцы, и отношение к ней, прямо скажем, всегда было неоднозначным. Таким же неоднозначным было и остается восприятие любого произведения авангардного искусства, будь то живопись Пабло Пикассо или скульптурная пластика Генри Мура – двух величайших мастеров ХХ века, которые открыли новые выразительные средства и художественные методы формообразования, чтобы показать сложность и противоречия своего времени.

Абстрактное, или, иначе говоря, нефигуративное искусство в отличие от реализма не изображает предметы с фотографической точностью, а служит выражением эмоций и чувств на более глубоком уровне воздействия на наше сознание.

Таким было первобытное искусство, на протяжении многих тысячелетий выполнявшее важнейшую роль в духовной жизни людей. Достаточно взглянуть на обнаруженные археологами мелкие статуэтки из Алтын-депе, Йылгынлы-депе, древней Маргианы и других очагов первых в мире земледельческих цивилизаций.

Ваятели далекого прошлого очень условно, иногда только намеком передавали образы своих богов, культовых животных и растений, но всем было понятно то, о чем сегодня мы только догадываемся, глядя на архаичные скульптуры или наскальную живопись невообразимой древности. По сравнению с абстракционизмом каменного и бронзового веков натурализм, возникший около четырех тысяч лет назад и достигший своего апогею в античную эпоху, стал, как это ни парадоксально, продуктом более простого, прямолинейного мышления. Научившись точно копировать внешние формы объектов, люди перестали видеть их скрытую сущность.

Понадобилось еще много столетий, чтобы в искусство вернулось это внутреннее зрение, так называемое шестое чувство, свойственное нам помимо пяти основных. Вот почему в ХХ веке абстракционизм стал такой мощной волной в культуре – это было выражением зрелости современного общества, научившегося ценить не только шедевры греко-римской классики и всего, что из нее выросло, но и понимать красоту определенных цветовых сочетаний и геометрических форм.

Но вот еще один парадокс: в 30-е годы новый художественный язык не нашел поддержки именно там, где он зародился – в Италии, России и Германии. При Муссолини, Сталине и Гитлере это направление в искусстве было объявлено «антинародным» и потеряло право на существование, поэтому многие художники-авангардисты были вынуждены отказаться от своих принципов или эмигрировать. В результате передовые центры изобразительного искусства и архитектуры переместились прежде всего в США.

Уже после Второй мировой войны возникло новое течение «оп-арт», использующее оптические иллюзии восприятия плоских и объемных объектов, а другим направлением развития геометрической абстракции явилось кинетическое искусство. Оно обыгрывает эффекты реального движения всего произведения или его отдельных элементов. Именно в этом стиле было сделано ашхабадское творение Вадима Космачёва.

Конечно, оно еще статично по сравнению с его последующими подвижными скульптурами, но уже здесь мощная экспрессия форм передает динамку движения, а в ветреную погоду даже слышен шепот мелодии натянутых струн и труб. Появление такого произведения в такое время и в таком месте можно назвать чудом, счастливым стечением обстоятельств. Причем, для автора прежде всего.

Космачев предпочитает называть свое детище необычным словом «конструкта». Этот жаргонизм возник в разговорах с автором замысла – архитектором Абдулой Ахмедовым и рабочими-сварщиками, которые были ассистентами Космачёва в процессе монтажа скульптуры. В их кругу слово и осталось, а для публики более понятным и приемлемым стало название «Древо жизни», как сходу окрестил «конструкту» Эрнст Неизвестный – другой знаменитый скульптор, принимавший участие в художественном оформлении ашхабадской библиотеки.

В те годы он сам заканчивал свою главнейшую работу с таким же названием. В его варианте «Древа» причудливо сочетаются мотивы древесной кроны, человеческого сердца и «ленты Мебиуса», символизирующие творческий союз искусства и науки. Через много лет бронзовая модель «Древа» Эрнста Неизвестного была установлена в Нью-Йорке в здании ООН, а его ашхабадский собрат и ныне украшает партер перед фасадом библиотеки.

Если вглядеться в напряженно-патетичную скульптуру Космачева, которая словно вырастает из круглого светового дворика кафе, связанного с цокольным этажом библиотеки, то ассоциация с деревом напрашивается сама собой. Мы видим три ствола из черного металла, увенчанных сложной кроной из разных по форме элементов. Они соединены между собой с помощью вантов – стальных тросов, которые растянуты на жестких опорах и держат в подвешенном состоянии тяжелые фигурные лопасти из шестнадцатимиллиметровой стали и железные трубы разных диаметров, образующие очень сложную, но удивительно гармоничную композицию. Это чрезвычайно прочная вантовая конструкция, которая, по мысли автора, актуальна именно для Ашхабада, расположенного в зоне высокой сейсмики. Она символизирует идею устойчивости и стремительного возрождения города, пережившего трагедию 1948 года.

Пожалуй, стоит сказать о том, что с Ашхабадом связано раннее детство скульптора: в первые месяцы войны вместе с матерью он оказался здесь в эвакуации, найдя спасительный приют в доме своего дяди Михаила Колачева – преподавателя ботаники в Ашхабадском педагогическом институте.

Тридцать с лишним лет спустя судьба вновь забросила его в этот город, чтобы он смог создать произведение, краеугольное для своего творчества. По словам Вадима Космачева, благодаря библиотеке он получил опыт проектирования и реализации объектов для урбанизированной среды современного города. «Моя художественная карьера на Западе началась не с белого листа, - говорит мастер. - И сейчас в этом листе можно увидеть длинный список городов Европы, где живут родственники ашхабадской Конструкты».

Несколько лет назад по инициативе Венского центра архитектуры (AZ Wien), который, желая заполнить пустые страницы в истории зодчества ХХ века, совместно с рядом независимых кураторов Австрии и других стран открыл сначала в Вене, а затем в Стамбуле выставку «Советский модернизм 1960-1990 годов». Доминантой для варианта на берегах Босфора выбрали фрагмент с моделью «Древа жизни» с приложением текстов, фото и киноматериалов той поры.

«В минуты открытия, - вспоминает Космачев, - я как бы вновь увидел моего друга, мастера Абдулу в окружении замечательных людей, причастных к проекту «Ашхабадского Парфенона» - так мы называли когда-то само здание библиотеки. Все были молоды, возбуждены и внимали вместе со мной звучащим в зале словам признания».

Давно прошла эпоха модернизма, но почти во всех развитых странах мира остались ее памятники, которые ныне один за другим обретают статус объектов Всемирного наследия ЮНЕСКО.

Есть они и в Ашхабаде, ведь кроме «Древа жизни» сохранились еще и монументальные рельефы Эрнста Неизвестного на фасаде дворца «Мекан» и в интерьере библиотеки. И, конечно, присутствие произведений Космачева и Неизвестного в культурном пространстве столицы Туркменистана не просто обогащает прекрасный город Ашхабад, но и делает его по-особому притягательным для многих иностранных туристов – ценителей великого искусства прошлого века.